– Ну… я старался.
– Отлично получилось.
Он осторожно, словно опасаясь лишний раз до нее дотронуться, помог снять плащ. На ней было простое черное платье, открывавшее руки, плечи и шею, и тонкая золотая цепочка с распятием, туфли на каблуке, потому что без каблука рядом с Майзелем она смотрелась совсем как пичужка. Он взял ее под локоть, проводил к столу, усадил, выложил еду на тарелку… И еда, и тарелки были от Втешечки. Это было так мило, что Елена еле сдержалась, чтобы не прослезиться:
– А где Карел?
– У Карела дочка только что родилась. Ему немножко не до нас.
– Поздравь его от меня… Обязательно, – улыбнулась Елена.
И Майзель улыбнулся.
Это был действительно чудесный ужин. И вечер. И вино. И погода, как по заказу, – ясное августовское небо с мириадами звезд, которые здесь, на высоте, куда не доставал почти свет городских огней, были ясно видны… Они говорили о каких-то пустяках, Майзель рассказывал Елене бесчисленные истории, и пражские, и прочие… И еврейские тоже. Елена до поры плохо представляла себе еврейскую сторону его натуры. Нет, она знала, конечно, что в Праге от века жили евреи, что в Юзефове стоит древнейшая синагога Европы, и легенду о Големе знала, и читала, конечно, и Майринка, и Кафку… Но эта часть мира была бесконечно далека от нее всегда, существовала на периферии сознания. Пока она не узнала Майзеля. И не начала, пусть и почти подсознательно, отождествлять их друг с другом. А он продолжал говорить, – словно ткал на ее глазах причудливый, волшебный ковер, в узорах которого так отдельно и вместе было все: и страна, и город, и люди, все, что так любила Елена…
Он ни разу не сбился на злобу дня, ни разу телефонный звонок не потревожил их уединения. От немыслимо вкусной еды, от его рассказов, от всей этой атмосферы у Елены кружилась голова. Потом он вдруг замолчал, посмотрел на нее и улыбнулся:
– Ты Елена Прекрасная.
– Льстивый лгун и дамский угодник.
– Что выросло, то выросло. Пойдем танцевать.
Он поднялся, обошел вокруг стола и помог ей встать. Музыка зазвучала громче. Как он это делает, пронеслось в голове у Елены.
– Я объелась, – попыталась увильнуть Елена. На самом деле она ела совсем чуть-чуть, да Майзель и не думал ее перекармливать.
– Нет. Это кажется. Мы никуда не спешим, потому что вечер только начался.
– Ах ты…
– Доктор, я понимаю женщин. Прости меня, Елена.
Они стояли друг против друга. Елена изо всех сил стукнула его кулаком в грудь. Он улыбнулся. Она стукнула его еще раз. Он улыбнулся еще шире:
– Мир?
– Тебе что, не больно?!
– Нет. Ты хиленькая. Елена Прекрасная, но слабосильная. Впрочем, сила женщины – в ее слабости…
– Перестань изрекать трюизмы. Тебе не идет.
– Так что?
– Я подумаю.
– Танцуем?
– Нет. Я хочу посмотреть на звезды…
Они взяли по бокалу с вином, подошли к краю террасы, и Майзель выключил свет.
– А-ах… – не сдержалась Елена.
– Так лучше, правда?
– Конечно… А ты знаешь, как созвездия называются?
– Нет. Я только Ковш знаю и могу найти. Больше ничего.
– А я знаю. Вот смотри…
Теперь Майзель ее слушал, а Елена рассказывала про созвездия и знаки Зодиака, про Сириус и Венеру в знаке Марса… Он покачал головой:
– Невероятно. Откуда ты все это знаешь?
– Я лет до двенадцати хотела стать астрономом.
– Правда?
– Абсолютная.
– Елена, ты прекрасная и мудрая женщина.
– Прекрати подлизываться.
– А я не подлизываюсь. Я говорю тебе комплименты.
– Зачем?
– Не зачем, а почему. Потому что мне хочется и я не могу сдержаться.
– Чего тебе еще хочется?
– Танцевать с тобой.
– Ну, танцуй…
И танцевал он просто здорово. Это было, наконец, нечестно. Елена так и сказала ему. И спросила:
– Откуда ты узнал, что мне нравится «Пражский ангел»?
– А тебе нравится?! – радостно удивился Майзель так искренне, что она ему поверила.
– Я не должна повторять это сто раз, не правда ли?
– Я люблю Милича. Он умеет очень просто сказать очень сложные вещи. В этой песне всего две музыкальные темы. А если ты спросишь его, как это сделано, он не сможет ответить…
– Ты и в музыке разбираешься.
– Ориентируюсь. Совсем чуть-чуть. Лакуны в классическом образовании, знаешь ли. Если бы я мог это сам…
Елена долго-долго смотрела ему в глаза. Потом прошептала:
– Не может быть…
Он чуть отвернулся и промолчал.
– Милич… ты его… Ты?!
– Елена…
– Только не ври. Если ты соврешь, я…
– Я никогда не вру.
– Говори.
– Я… Я не думал, что ты догадаешься. Я… То есть, я очень этого хотел, но я бы никогда…
Просто невозможно было поверить, что Дракон может вот так мямлить. Как мальчик. Неужели, подумала Елена. Неужели… Я не могу…
– Заткнись и целуй меня, скотина…
А кто может что-нибудь с этим поделать, пронеслось в голове у Елены. Кто, кто, у кого есть силы на это?! У меня – нет. Не осталось. Совсем. И пусть будет, что будет, потому что я делаю то, что должна…
Елена не помнила, как они оказались у него в кабинете. Почему в кабинете… Ей было уже так это безразлично, что словами передать невозможно. Она была вся как туго натянутая струна из нерва, и каждое прикосновение отзывалось в ней трепетом крыльев – крыльев бабочки у нее под сердцем…
– Елена… О, Господи, Елена… Ангел мой, Елена…
Он слишком давно и сильно хотел ее. Иногда чуть не до обморока. И сейчас он желал этому сопротивляться меньше всего на свете… Потом он понял, что все случилось. То, чего так долго хотелось ему. Понял, – когда ощутил, как мечется Елена под ним и на нем, когда услышал ее стон, ее крик, когда увидел, как выламывает ее от страсти, ощутил, как сильно и удивительно нежно целует она его, как покраснели ее щеки и лоб, как она дышит, какая она мокрая вся – и внутри, и снаружи… Понял, что это – оно. Что просто так – так не бывает… По ее первому взрыву, взорвавшему их обоих. По второму – такому сильному, какого не доводилось еще ему видеть. После которого Елена просто потеряла сознание, выключилась. А потом вернулась… Ему было просто удивительно хорошо с ней. Никогда в жизни ни с кем не было ему так… Он угадал. Она была то, что называется – «его размер». И он продолжал любить ее до тех пор, пока не ощутил, что Елена обессилела окончательно. Едва он оторвался от нее, как Елена, сладко постанывая, свернулась калачиком и мгновенно уснула, смешно, по-детски подтянув под себя простыню.