– Да нет у меня никаких вопросов, – пожала плечами Елена. – Я тебе не жена и даже не любовница, чтобы контролировать твои маленькие мужские развлечения. Мне просто интересно, как ты мог это сделать, – тебя же просто угостили ею, как яблоком. А ты взял и откусил. Что будет с этой девочкой теперь? Как ты мог? Ты, столько времени подряд твердящий мне изо дня в день про спасение всего мира? Я ведь уже почти было поверила тебе…
Он вздохнул. И вместо того, чтобы пуститься в рассуждения, оправдания и филиппики, как, возможно, сделал бы прежде, тихо сказал:
– Я все понимаю, Елена. Я просто не мог иначе.
Это правда, с ужасом подумала Елена. Господи, это же правда… Он просто должен быть Драконом. Не может им не быть… Она уже поняла. Окончательно поняла. И все знала уже про себя… И сказала:
– Ты знаешь… – Она почему-то никак не могла заставить себя называть его просто по имени. И называть его Драконом ей тоже не хотелось. – Я думаю, мне уже хватит. Я уже узнала практически все, что хотела. И даже намного больше, чем следовало. Я хочу, чтобы мы расстались друзьями. Потому что за это время… – Елена проглотила комок в горле. – Я очень признательна тебе. Ты был лучшим партнером из тех, с кем мне доводилось… И о ком мне доводилось писать. Я… Спасибо. Я обязательно дам тебе прочесть то, что получится. Я никогда этого не делаю и не буду делать впредь. Но для тебя я это сделаю…
– Почему?
– Потому что я хочу помочь тебе. Не навредить, а помочь. Поэтому. Я… я на твоей стороне. Я хочу, чтобы ты это знал…
Я не хочу быть ни на чьей стороне, хотелось крикнуть Елене. Я хочу быть твоей, вот чего я хочу… Ох, подумала Елена. Я, оказывается, могу такими понятиями оперировать… Это действительно предел…
Он тоже все понял. И сказал:
– Один вечер.
– Что?!
– В воскресенье. В «Плазе», наверху, на крыше, под куполом, где сады. Один вечер. Только ты и я. Ни души вокруг. Никакой политики. Никаких споров. Пожалуйста, Елена.
Вот как, подумала Елена. Хорошо. Хорошо. В конце концов, я же живая женщина. Я разрешаю. Один вечер. Один раз… Пускай…
– Хорошо. Когда?
– Когда захочешь. Я буду там. Буду ждать.
Елена посмотрела в окно:
– Отвези меня домой, пожалуйста…
– Поспи. Я занесу тебя наверх.
– Ты с ума сошел. Я еле жива.
– Нет. Все нормально. Я только занесу тебя наверх и сразу уйду. Слово.
Елена кивнула. Он остановил машину, помог ей перебраться в заднюю часть салона и накрыл неизвестно откуда взявшимся тонким, удивительно теплым верблюжьим одеялом. И поехал снова…
Он и в самом деле занес Елену в квартиру, сонную, размякшую, обнимавшую его за шею, пока он поднимался с ней по лестнице… Там он уложил ее в кровать, не раздевая, накрыл тем же самым одеялом, немного постоял рядом и, увидев, как она вздрогнула, окончательно засыпая, вышел.
Елена все воскресенье провела в каком-то странном настроении, о причинах которого старалась не думать. Правда, она выспалась, – впервые за это время…
Она приехала на такси. «Пыжик» отказался заводиться, и, похоже, окончательно. Поднялась по ступенькам к входу… Двери с еле слышным гудением разъехались в стороны, Елена вошла внутрь и, не успев толком удивиться полному безлюдью, – даже охрана отсутствовала, – услышала в динамиках его голос:
– Здравствуй, Елена… Центральный лифт. Я открываю.
Как романтично, усмехнулась Елена. Красавица и чудовище. Он ждет ее в своих покоях, боясь показаться ей на глаза…
Едва она переступила порог лифта, двери его сомкнулись, и кабина плавно, но очень быстро стартовала наверх. Ей даже не пришлось нажимать никаких кнопок, Майзель сам всем управлял.
Она вышла из лифта – прямо на крышу, накрытую стеклянным куполом. Вид отсюда открывался совершенно умопомрачительный, – кажется, не только вся Прага, но вся страна раскинулась внизу. Елена шагнула вперед и услышала музыку. Это была песня сербского певца Зорана Милича «Пражский ангел», которую уже две или три недели крутили по нескольку раз в день на дюжине радиостанций. Милич много лет жил в Праге, говорил, что ему здесь легче дышится… Клип Елена не видела – ей некогда было смотреть телевизор. Красивый клип, говорят… Песня ей ужасно нравилась. Она понятия не имела, почему. Какая-то там была удивительная музыкальная гармония, отзывавшаяся в груди у Елены странным, томительным трепетом, – то ли сильный, мягкий и глубокий баритон Милича на нее так действовал, она не могла сказать, да и, по правде говоря, не особо задумывалась над этим. Просто плыла в этой мелодии. Слова были там самые обыкновенные, – «о, пражский ангел, ты взяла мое сердце, будь со мной, о, мой пражский ангел»… Ничего такого. А вот музыка… Откуда он знает, удивилась Елена. Он никогда ничего случайно не делает, неужели я проговорилась?
Посередине необъятного пространства зимнего сада стоял стол, накрытый на двоих, свечи, цветы, шампанское в ведерке со льдом на длинной стойке, удобные на вид стулья с высокими спинками, чуть поодаль – передвижной кухонный автомат… Ни официантов, никого. Только Майзель.
Он, видимо, решил окончательно выбить Елену из седла. На нем были темные брюки из тонкой шерсти, отутюженные так, что о стрелки можно было порезаться, мягкие туфли и белая просторная шелковая сорочка с длинным рукавом и воротником апаш, открывавшем глубоко его шею…
Он шагнул ей навстречу. Ничего не сказал, – только взял ее руку, поцеловал, склонившись. И словно спохватился:
– Ты выглядишь потрясающе, Елена.
– Это ты выглядишь потрясающе, – она усмехнулась, но не ехидно, а чуть печально.