– Как ты относишься к этой королевской идее?
– Какой? Дорогая, у Вацлава идей почти столько же, сколько и у меня.
– Ты знаешь. Про Людвиково крыло.
– Ну… Это не приводит меня в такой уж восторг, как можно было бы ожидать… Но… почему бы нам не снять у друзей уютную квартирку? У них довольно большой… особняк.
– Этот вариант мне в голову не приходил…
– Неудивительно. Я же говорю – ты заметно поглупела в последнее время.
– Я боюсь.
– Да. Я тоже.
– А вдруг молока не будет? Совсем?
– Елена, я тебя сейчас отшлепаю.
– Иди, иди… Я посплю, наконец!
Когда Сонечка проснулась, она увидела сидящего на кровати рядом с ней Майзеля и стоящую за его спиной Елену, держащую его руками за плечи.
– Дядя Даник… Тетя Леночка… Мы где?
– В больнице, милая, – Майзель взял Сонечку за руку. – Ты уже выздоравливаешь…
– Значит, это был не сон, – девочка вздохнула, и глаза ее наполнились слезами. – Я думала, мне все приснилось. Я так хотела проснуться…
– Ты помнишь, что случилось?
– Да…
– Данек, перестань, – простонала Елена. – Ну, не сейчас…
– Сейчас. Потом я не смогу, – он сжал руку девочки так, что она побелела. – Ты знаешь, что случилось с мамой и с папой, милая?
– Знаю, – две большие прозрачные слезы выкатились из Сонечкиных глаз и покатились по щекам. – Их Боженька к себе забрал. Они теперь на небе с ангелами поют. Мне тетя Леночка рассказала…
– Да, милая, – хрипло сказал Майзель и почувствовал, как Елена вцепилась руками изо всех сил ему в плечи. Он, продолжая держать Сонечку, взялся другой рукой за горло, в котором что-то пискнуло. – Да, милая… Ты не бойся.
– Я не боюсь, – Сонечка прерывисто вздохнула. – Им там хорошо, и они на меня смотрят… Я не боюсь. Только я с ними попрощаться не успела.
– Ты знаешь, это я виноват, – снова заговорил Майзель. – Я опоздал. Я должен был успеть, но я опоздал. Прости меня, милая.
– Господи, Данек, прекрати же…
Он перебросил руку и стиснул запястье Елены, не давая ей продолжать:
– Ты слышишь меня, Сонечка?
– Слышу, – Сонечка быстро вытерла слезы и снова длинно, прерывисто вздохнула. – Ты тетю Леночку спас… И меня спас… А их не успел… Я знаю… Всех сразу нельзя никогда спасти, дядя Даник… Так только в сказках бывает… А мы не сказочные… Мы люди обычные… Они… Они на тебя не сердятся, мама и папа, я знаю. Ты хороший. А можно, я с вами буду жить? Я вам буду как будто ваша дочка… Тетя Леночка сказала, что можно… Если ты разрешишь…
– Конечно, милая. Ты будешь жить с нами. Мы будем жить все вместе. И у нас будет большая собака с золотистой шерстью. И ты будешь играть с принцессами. Каждый день… И у меня еще одна новость для тебя есть… У нас с тетей Леночкой будет… будет малыш…
– Мальчик или девочка? – быстро спросила Сонечка, приподнявшись на подушках.
– Пока не знаю, милая.
– Вот, тетя Леночка, – Сонечка улыбнулась и посмотрела на Елену. – Вот видишь, как все… Как в настоящей сказке все получилось… А ты не верила…
– Никто не верил, милая.
– Лучше мальчик чтобы был… – Сонечка посмотрела на Майзеля, потом опять на Елену. – Ну, девочка же… Я же девочка… И я уже есть…
Майзель понял, что сейчас взвоет, как укушенный бегемот. Он прикрыл глаза, продолжая держать обеих, Сонечку и Елену, за руки. Справившись с собой, он заговорил снова:
– Что бы ни случилось, милая… Что бы ни случилось… Мы с тетей Леночкой очень тебя любим. Мы всегда будем тебя любить. Ты должна это знать. И ты должна мне верить… Ты мне веришь?
– Да.
– Вот и хорошо. А теперь поспи.
– Я не хочу…
– Нужно, милая. Тебе нужно набраться сил. А во сне дети летают и выздоравливают.
– Ладно… Я попробую… Только вы далеко не уходите…
– Нет-нет, милая. Мы будем с тобой. Мы всегда теперь будем с тобой. Так, тетя Леночка?
– Так, Данечку, так…
Понтифик прилетел рано утром, почти без свиты – не больше полудюжины человек. Майзель встречал его прямо на летном поле, вместе с Вацлавом, но без протокола и журналистов. Вацлав с Мариной настояли, чтобы Урбан ХХ остановился в королевском дворце, несмотря на абсолютно приватный характер визита. Наконец, все церемонии остались позади, и Майзель с понтификом смогли пообщаться с глазу на глаз.
– Ну, рассказывай. Ты ведь женишься на ней, не правда ли?
– Ну да. Только я не очень понимаю, какой у всего этого будет статус… Рикардо… Я хочу, чтобы все было по-настоящему. Перед Ним. Перед людьми. Я не хочу просто жить с любимой женщиной. То есть я могу, хочу и буду, но… Она моя жена. Не просто любимая. Не просто мать моего ребенка. А моя половина. Моя жизнь. Понимаешь?
– Понимаю. Я священник, поэтому я понимаю… Я завтра буду говорить с Ребе. Мы с ним все это обсудим. Я думаю, что мы найдем решение, Даниэле.
– Тем не менее, я беспокоюсь…
– Я знаю, друг мой. Я знаю, какое это имеет для тебя значение. Мы подумаем, как это можно уладить. Ты сам с ним разговаривал?
– Я не могу с ним разговаривать. Да он меня просто побьет своей палкой. И будет с его точки зрения совершенно прав. Что я ему скажу? «Ребе, я люблю а гойше , можно, я на ней женюсь»? Ничего из того, что я делаю, не вписывается в его картину мира. А это уж – тем более…
– Как с вами тяжело, народ жестоковыйный, – понтифик покачал седой головой. – А с Еленой ты говорил?
– Как говорить? О чем? Я сказал ей все на свете слова, Рикардо. Я люблю ее. Я сказал ей – ты моя жена. Что еще я могу сказать ей? Что обсуждать? Платье? Кольца? Церемонию?
– Ты думаешь, ей не хочется обсудить это?