Год Дракона - Страница 64

Ботеж не то что бы отказался это напечатать… Ну, никак это в формат журнала не втискивалось… Елена сделала это прямо в очерке. А потом, примерно через месяц, случайно встретилась с министром в театре. Они проговорили весь антракт и второе отделение. Удивительно тонкий, воспитанный, блестящий, совсем не похожий на надутого бюрократа и королевскую куклу человек… И в ответ на ее благодарность он сказал – спокойно улыбаясь – те же самые слова, что пробурчал и смущенный ротмистр Гавел: «Работа такая, пани Елена»…

– Нравится, – кивнула Елена. – Я знаю.

– Вот видите, – Майзель просиял. – Им нравятся наши двадцать или сколько их там бесплатных кабельных каналов в новехоньком японском телевизоре высокой четкости размером метр на метр пятьдесят по цене дорожного фена. И каких каналов! География, спорт, научные новости, все красоты мира, любовь, приключения, подвиги – ну, и эротика, конечно, куда же без этого… И никаких мерзопакостно кривляющихся пидоров, репортажей из заднего прохода, пип-шоу и прочей гадости. Они не могут это смотреть, даже если и захотят, потому что их телевизор не понимает стандарта трансляции… Им нравится, что немцы и поляки, французы и британцы ломятся сюда, как на вокзальный буфет, и покупают такие же телевизоры и пакеты спутниковых ресиверов к ним, чтобы выкинуть на помойку свое собственное ужасно свободное и абсолютно никем не контролируемое телевидение… Никем, кроме тупых зажравшихся извращенцев, стяжателей и педерастов, сросшихся с вашей хваленой парламентской демократией так, что не оторвать без потоков крови… И фильтрованный Интернет без разверстых гениталий, свастик и лезущей из каждого пикселя рекламы им тоже, как ни странно, нравится. Не нравится это все интеллектуалам. Это, видите ли, тоталитаризм. Ущемление свободы. Промывание мозгов…

– А разве нет?

– Обязательно, дорогая. Вы думаете, добиться того, чего мы добились, можно было бы без повседневной и кропотливой идеологической работы? Без идеи, без нравственного стержня невозможно ничего полезного сделать. Нам некогда ждать, пока люди научаться разбираться, где хорошее, а где плохое. Мы предпочитаем наклеить ярлыки заранее. Мы не позволяем людям бездумно набивать себе брюхо и подглядывать в замочную скважину за чужими совокуплениями…

– Да-да. С совокуплениями в ваших мелодраматических боевиках, густо приправленных казарменным юмором вроде «я скоро вернусь, детка», и сказках про неземную любовь… Того, действительно негусто. Ничего не могу сказать. Но столько времени жевать такую однообразную жвачку…

– Да? А мне наше кино нравится. Мы даже делаем его в Голливуде. Причем так делаем, что весь мир смотрит, затаив дыхание, эпос о Святом Вацлаве, о княгине Либуше, о Валленштейне. И боевики, как вы изволили выразиться, у нас очень даже зрелищные. И вы совершенно напрасно не подготовились к разговору о них. Потому что их герои – это чаще всего учителя, доктора и священники, которые обнаруживают очередную ипостась всемирного зла и немедленно кидаются с нею сражаться. И через некоторое время, разобравшись с предыдущим злом, на помощь нашему герою – или героине – приходит могучая армия маленькой, но гордой и великой страны. И все заканчивается победой добра и неизменным поцелуем в диафрагму. Потому что так хочется всем, даже если в действительности так далеко не всегда происходит.

– И вам тоже так хочется?

– И мне. Обязательно.

– И вам не скучно?

– Ни капельки, – оскалился Майзель. – Потому что жизнь и кинематограф должны слиться с реальностью в единое целое, в новую реальность, где хорошие парни разрывают плохих на мелкие кусочки, а любовь всегда побеждает все, даже смерть.

– Вы просто мифотворец…

– Ну, моя страсть к мифотворчеству не должна удивлять вас, пани Елена. Я сам, в некотором роде, миф… Вам в самом деле скучно это смотреть?

– Нет, – подумав, Елена отрицательно мотнула головой. – Мне становится скучно потом, когда я начинаю анализировать увиденное. А в процессе просмотра… Нет. Это действительно сделано очень профессионально, красиво и добротно. И музыка там по большей части чудесная. И смотреть это… приятно… Хотя мне и не нравится это…

– Почему?

– Это примитивно. Жизнь гораздо сложнее…

– Конечно. Сложнее, потому что мы все чрезмерно амбивалентны и мало требовательны к себе. А так быть не должно…

– Даже большевикам не удалось выковать новую породу людей, пан Данек.

– Мы не куем новых людей, пани Елена. Мы сдуваем мусор с тех, что есть.

– Да так не бывает, черт подери вас совсем!

– Так будет, пани Елена. Потому что всем это нравится. И потом, как насчет демократии? Если большинству нравится, то меньшинство просто обязано подчиниться…

– Перестаньте паясничать. Люди просто не понимают, к чему все это приведет.

– И к чему же?

– К тому, что это чудесно, пока у вас есть деньги на эксперименты. А когда ваши деньги закончатся? Стоп, машина? Отнюдь. Слишком увлекательно. Слишком далеко зашло. Однако все ваши игрушки невероятно дороги, пан Данек. И деньги на них придется взять у этих самых людей. И что тогда?

– Ага… Дорогая, у вас проблемы с арифметикой. Вы представляете себе, сколько стоит подобный проект образцового государства?

– Ну, предположим…

– Предположим или представляете? Только честно.

– Честно – не представляю. Конкретных цифр, я имею в виду. Но догадываюсь, что безумно дорого. Это сейчас не важно.

– Ошибаетесь, пани Елена. Важно, и еще как. Так как насчет цифр?

– У меня нет под рукой статистического справочника. Я не готовилась сегодня говорить с вами на темы, касающиеся структуры государственных финансов. Кроме того, вы не хуже меня знаете, что есть ложь, наглая ложь и статистика. И сам черт ногу сломит разбираться, где кончается в Чехии госбюджет и начинаются личные средства королевской семьи, где кончаются они и где начинаются ваши. И что на самом деле чего стоит…