– Почему молчала?
– Я… Нет никаких доказательств.
– Неважно… Хорошо. Что ты собираешься делать?
– Я знаю кое-кого в Минске. Коллеги… Может быть, они слышали что-то. Не может быть, чтобы никто не знал… Это не Лукашенко, ваше величество. Это не его масштаба комбинация. Они же явно хотят нас втравить в полноценную войну, вы что, не понимаете?!
– Спокойно, княгинюшка. Наши примут тебя на той стороне. Я скомандую сейчас, чтобы разведподразделение передали в твое полное распоряжение. Будь осторожна и держи нас в курсе. Можешь через них, можешь сама, если разделитесь. Лучше сама, потому что у ребят субординация. Я сейчас попробую проверить твою догадку…
– Я…
– Ты молодец, княгинюшка. Тебе привет от твоего мужика. Ты держись там, ладно?
– Он слышит?
– Конечно, слышит.
– Пусть не задается, – Майзель, словно наяву, увидел ее улыбку. – Я справлюсь. И вернусь. Обязательно. До свидания, мальчики…
Вацлав сложил аппарат и посмотрел на Майзеля:
– Как ты думаешь, куда это мы вляпались?
– А в дерьмо, величество.
– Это ясно. Давай-ка я пойду, потормошу разведчиков. И израильтян, потому что без их сети чучмеков не достать…
– При чем тут чучмеки? – Майзель нахмурился. – А мне что делать?
– А ты думай, Данек, думай, потому что я не знаю, при чем тут они. Но в прошлый раз это были они. Просто по аналогии, хотя последнее – и не доказательство. И далеко не убегай, потому как я через три часа упаду замертво, и надо ж кому-то принимать командование… Сиди на ус мотай.
– Какой их меня главнокомандующий… – махнул рукой Майзель.
– Это точно, – усмехнулся король. – С одной бабой, которая ко всему еще и влюблена в тебя, как кошка, и то не можешь справиться… Пошли работать.
Они спустились в командный зал Генштаба, прошли через основной зал, где в стеклянных ячейках работали штабные офицеры, вошли в зал совещаний ОКНШ. Вацлав начал раздавать приказы, – встретить Елену на границе, передать под ее начало спецподразделение, готовить к выброске группы десанта на точки ПВО, еще, еще что-то, потом снова звонил Елене, говорил с ней, – долго, ориентировал, вводил в курс дела… Майзель ничего не мог ни произнести, ни предпринять. На него навалилась какая-то странная, совершенно не свойственная ему апатия…
Вот, значит, как Ты решил, подумал Майзель. Вот, значит, как… Решил так со мной сыграть, да? Ну, ладно. Достал. Не спорю. Достал Ты меня, до самой печенки достал… Ну, ничего. Я Тебя тоже достану…
Он стоял и смотрел на экран палмтопа, переданного Богушеком. Смотрел на схематическую карту местности, по которой перемещалась сейчас Елена, и видел медленно пульсирующий зеленый огонек, – ее маячок. Я тебя вижу, елочка-иголочка, подумал Майзель, я тебя вижу, жизнь моя, ангел мой, я тебя держу, – и провел по экрану кончиками пальцев…
Елена с двумя поляками вышла на какой-то проселок. Было темно и тихо. Вдруг впереди два раза коротко полыхнули автомобильные фары.
– Это ваши, милая пани, – сказал один из поляков. – Идите, не бойтесь, все будет хорошо…
Елена шагнула вперед, и тут же из темноты ей вышел навстречу высокий военный в экзоскафандре, молодцевато козырнул, тихо проговорил:
– Ротмистр Дольны. Приказано поступить в ваше полное распоряжение, пани Елена.
– Спасибо, пан ротмистр, – ей показалось, что подофицер ухмыльнулся снисходительно, но ей было сейчас не до этого. В конце концов, она-то… – Мы едем в Степянку, под Минск. Знаете, где это?
– Найдем, пани Елена. Прошу вас.
Они сели в джип – черный «тойота-лендкрузер» с непрозрачными стеклами и беларускими номерами – и поехали. Второй такой же точно автомобиль тронулся следом.
Подофицер украдкой рассматривал Елену. Он не знал, кто эта женщина, но, судя по содержанию полученного им приказа, ее миссия здесь была архиважной, а допуск – высочайшим. Личное поручение Его Величества…
– Есть еще такие же группы, как наша? – тихо спросила Елена.
– Так точно, – кивнул Дольны.
– Много?
– Не могу знать, пани Елена. Не положено мне знать, но, наверное, достаточно. Если возникнет необходимость, мне сообщат, с кем и как координироваться…
Больничку они нашли быстро – экипированы были разведчики как следует. Елене разрешили войти только после того, как бойцы обшарили и проверили все вокруг. Она взлетела по ступенькам на второй этаж и оказалась в обшарпанном коридоре. Дверь одной из палат открылась, и Елена увидела встревоженное девичье лицо.
– Олеся, – тихо позвала Елена и проглотила огромный колючий комок в горле. – Олеся…
Девушка несколько секунд настороженно рассматривала Елену. Вдруг губы ее затряслись, и она быстро-быстро закивала:
– Господи… Это вы… Это вы… Наконец-то… Она вас звала…
Елена, закричав еле слышно, как раненая птица, рванулась к двери, так, что Олеся едва успела отпрянуть, давая ей дорогу. Она влетела в палату и увидела Сонечку, – девочка лежала на высокой кровати, такая крошечная, с жутким гипсовым воротником на шее… В палате горел свет, и Елена увидела ее широко распахнутые глаза, неподвижно глядящие в потолок.
– Сонечка… Доченька…
– Тетя Леночка… Ты приехала…
– Не говори, милая, не говори ничего, тебе нельзя разговаривать… Я сейчас, милая, – Елена опустилась на стул у кровати и взяла руку Сонечки в свои. – Я здесь, милая. Я с тобой…
Не реветь, прикрикнула на себя Елена, не смей реветь, не сейчас… Потом. Потом, когда-нибудь. Когда все закончится…