Год Дракона - Страница 146

146

ПРАГА, «ЛОГОВО ДРАКОНА». МАРТ

Елена, только что сменив парадный наряд на домашний, смыв косметику и собрав волосы в трогательный школьный хвостик на затылке, сев за стол в кухне, где Майзель уже выпил свой неизменный мисо-широ и теперь уплетал за обе щеки сашими, улыбнувшись, спросила:

– Ты почему не ел на фуршете?

– Много сухого мяса, сухих вин и десертов. Я это не перевариваю… А яблочко я скушал, не переживай.

– Что так сводит тебя с ума в японской кухне?

– Это искусство открытия вкуса без оглушения вкусовых рецепторов, без варки и парки. Чистая природа. Обожаю. М-м-м…

– Признавайся, птеродактиль. Это была твоя идея?

– О чем ты?

– Не прикидывайся.

– Нет. Это Марина.

– Вы хоть понимаете, что вы на меня взвалили?

– Еще как, – радостно кивнул Майзель. – Живое, настоящее дело. Не пустопорожняя писанина и не интеллигентская болтовня. То, что тебе нужно, на самом деле. Достань, пожалуйста, минералку…

Елена, откупорив, поставила перед ним бутылочку:

– А кто придумал про святую Елену? Тоже величество?

– Да. Только не она, а он. Ты же знаешь, я в этих делах ни бельмеса не смыслю. А что, разве плохо вышло?

– Вышло замечательно. Тем более мы должны поговорить об этом.

Майзель отложил палочки, отодвинул от себя блюдо, вытер рот салфеткой, обтер руки горячим влажным полотенцем. И, навалившись локтями на стол, посмотрел на Елену:

– Нет. Не сейчас.

– Сейчас. Мы непременно должны поговорить об этом.

– Позже, мой ангел. Когда ты набегаешься вдоволь.

– Я уже набегалась. Я же сказала… Честное слово.

– Мы уже говорили об этом.

– Это был не разговор, а монолог. Твой монолог, дорогой.

– Я ничего нового не скажу тебе, жизнь моя.

– Я знаю. Я просто хочу услышать, как ты представляешь себе жизнь без этого. Я не представляю. Когда я одна… Другое дело. Но с тобой… Я действительно не представляю, понимаешь?

– Мы можем попробовать.

– А что мы делали последние восемь месяцев?! – печально улыбнулась Елена.

– Ты знаешь, что ты теперь государственный человек?

– И что?

– То, что ты должна пройти обязательное медицинское обследование, как все государственные служащие.

– Я регулярно бываю у врача и делаю маммографию, дорогой, – светски улыбнулась Елена.

– Не сомневаюсь. Но мы должны иметь полную картину… Не десятилетней давности, а сегодняшнюю. А потом… Есть, в конце концов, медицина. Кстати, наверное, лучшая в мире. Специальная медицина, целый штат профессоров и светил, который будет работать над этим. Пока не получится.

– О, я не сомневаюсь в твоих организаторских талантах, – Елена поднялась, подошла к Майзелю сзади и взъерошила ему волосы на затылке. Шагнув к холодильнику, достала оттуда сок и, вернувшись, снова села за стол. – Хорошо, я пройду обследование, если тебе так хочется… Только это бесполезно. Я пыталась, и не раз. Ничего никуда не проходит. А если это туда попадает с посторонней помощью, то ни за что не цепляется и погибает, и приходится доставать… И я больше никогда в жизни не позволю никому лезть в меня этими железными…

– Господи, ангел мой, – хрипло сказал Майзель и взялся рукой за горло. – Ангел мой, что такое ты говоришь…

– И если бы только это, дорогой, – вздохнула Елена. – Если бы только это… Послушай меня. Я женщина, и я знаю… Тебе нужен ребенок. И мне тоже, но это сейчас неважно… Тебе нужен, обязательно. Потому что такой мужчина, как ты, должен оставить свой след на земле. Да, да, я знаю, весь этот чертов проклятый мир, который ты спасаешь столько лет подряд изо дня в день, ежечасно, ежесекундно, и который даже не может сказать спасибо, потому что… Это не то. Это не настоящее, понимаешь? Только твой ребенок – это самое настоящее… А если отставить пафос, – то просто затем, чтобы нас связывало что-нибудь, кроме разговоров до третьих петухов и потрясающего секса. Потому что так повелось от начала времен, дорогой, и никто не может изменить это. Никому не дано.

– Мы можем… Мы можем взять кого-нибудь. Вокруг столько несчастных детей, ангел мой… Мы могли бы подарить семью кому-нибудь из них…

– Я не могу, Данек. Я не знаю, что должно случиться, чтобы я полюбила чужого ребенка, как своего. Нет, с инстинктами все в порядке, я знаю… Просто у меня все так проходит через голову… Вряд ли я это смогу. Вряд ли. Во всяком случае, не сейчас… Не знаю.

– Ну что ж…

– И еще и поэтому я никак не могу решиться поверить, что имею право быть рядом с тобой…

– Если такого права нет у тебя, то никто его не получит. Никакая другая женщина. Клянусь.

– Что?!

– Что, Елена?

– Ты впервые произнес это слово – «клянусь». Раньше никогда…

– Еврею запрещено клясться. Потому что клясться дозволено лишь тогда, когда точно известно, что клятва будет исполнена. Вопреки всему и не смотря ни на что. Так вот – я поклялся.

– Данек…

– Поступай, как знаешь, Елена, – он поднялся и, отойдя от стола, прислонился спиной к стене, сложил руки на груди. – Я все сказал.

– Ты… Ты понимаешь, что…

– О, да, жизнь моя, – он усмехнулся. – Я – понимаю.

– Перестань корчить эту рожу, сейчас же, – устало сказала Елена. Она поставила локти на стол, уронила между ними голову, запустила пальцы себе в волосы, сжала, закрыла глаза. – Господи…

Господи Иисусе, Пресвятая Дева, в отчаянии подумала Елена. Пани Руженка, простите меня… Простите. Я не хотела. Я не знала… Это не я… Это он… Сам… Господи, Господи, Господи… Господи, да что же это такое…

Эй, Ты, в бешенстве подумал Майзель. В таком бешенстве, что желваки заметались на щеках, как сумасшедшие, и глаза налились кровью. Эй, Ты, как там Тебя… Ты что же это делаешь с ней, а?! Только посмей еще раз… Только посмей… Я тебе такое устрою…

146