– А король?
– Что король?
– Они в самом деле друг к другу кофе попивать ездят?
– Да. Сама при этом присутствовала, – улыбнулась Елена. – Дети – спать, а мы – на кухню…
– Ты… ты что… ты тоже?! И в каком качестве?
– В качестве стратегического партнера, – Елена усмехнулась. – Очень даже нормально. Никаких церемоний. Милейшие люди. Особенно ее величество. С королем нам не так чтобы уж есть о чем поговорить… А с ней… Как будто мы с ней сто лет знакомы. Разговор с полуслова начался и никак не закончится, знаешь ли. А от детей я просто без ума… И эти двое… Они не просто друзья, Полечка. Это… Я вообще не знаю, как это объяснить. Даже не как братья. Они как две руки или два глаза. И разговаривают они так друг с другом… Какими-то полупредложениями. Один за другого фразы договаривает. Или надевают эти японские доспехи и начинают лупить друг друга палками. И орут… Два бешеных огурца. Никогда не видела, чтобы мужчины вот так…
– Еленушка. Тайм-аут. Умоляю.
– Конечно, Полечка, конечно…
– Ты поешь. Правда. Это надо сначала жевать, потом глотать. Не перепутай, ладно?
– Постараюсь, – хмыкнула Елена.
– Он слова-то хоть говорит?
– Говорит, – на лице Елены мелькнуло что-то. – Почти все…
– Ах, так…
– Нет, Полечка… Просто у него это так тоже, кажется, первый раз. Мы ведь все боимся ошибиться. Это так больно потом… Он не хочет, чтобы было больно. Я понимаю. Хорошо понимаю…
– Что значит – «у него тоже»? А у кого еще? У тебя? – Елена кивнула несколько раз быстро-быстро. – Ах, Боже, Еленушка… Конечно… Если так, тогда… какая тогда разница, что про него говорят…
– Правильно про него говорят. Он такой. И не такой. Он чудовище. Но внутри… Там, внутри, на самом деле… Там маленький мальчик, который хочет всех полюбить. И чтобы его полюбили.
– Ничего себе любовь…
– Полина… Лишь тогда дело можно назвать настоящим, когда под ним струится кровь. Не может быть по-другому.
– Да, хорошо, но что же они вытворяют…
– Ты даже не представляешь себе, что они вытворяют. Это просто не лезет ни в какие ворота. Они совсем иначе воспринимают действительность, Полина. Не как данность, а как вариант.
– Что это значит?
– Как вариант, понимаешь? Им не нравится так, как им дано. И они берут и вводят переменные или постоянные. Меняют условия задачи. Чтобы заранее придуманное решение было правильным.
– Это что, хорошо?!
– Это потрясающе.
– Да уж…
– Мы просто живем внутри раковой опухоли, Полина. То есть не мы… Весь мир. И вдруг, каким-то совершенно непостижимым образом, внутри этой раковой опухоли снова начали расти здоровые клетки. И раздвигать опухоль, пожирать ее. Как фагоциты. Как антибиотики. Конечно, раковая опухоль просто вне себя от бешенства и страха…
– Это Майзель-то – антибиотик?!
– Угу. И еще какой…
– Ну, ладно. Пусть рак, ладно. А можно… Я не знаю, – операцию сделать? Или все, в морг? Они же не операцию делают. Они больного, если следовать твоей метафоре, лупят по голове дубиной. С ядерным шишаком, кстати.
– А если больной еще и душою скорбен? Не понимает, что ему нужно лечь на стол и позволить надеть на себя маску для наркоза? И вокруг беснуется толпа дикарей, тоже, кстати, не с пальмовыми ветвями в руках? Что, лекцию читать, о достижениях современной медицины рассказывать? Очередь поверх голов, больного в нокаут. И вперед. И смелостью надо обладать вполне хирургической, чтобы в такой обстановке сориентироваться…
– Елена, поверх голов очередь. Не промеж глаз…
– Жрецам – промеж глаз. Остальным – поверх голов.
– Ой-ой, Еленушка. Ой-ой-ой. Ты точно тронулась.
– А вот это вряд ли, – и Елена опять так просияла, что Полина поняла – еще одна цитата.
– А финансы? А бизнес?!
– Там бизнесом и не пахнет, Полечка. Они никого туда не пускают, внутрь системы, потому что это сразу видно становится, если у наблюдателя больше двух с половиной извилин…
– Что это значит?
– Это значит, что бизнес – не цель. Я знаю людей бизнеса, я представляю себе, как они думают, я их насквозь вижу, там ничего нет такого особенного… Там речь идет об успехе, о месте на рынке, о пользе дела, о политике, удобной для бизнеса… О благотворительности… На каком-то уровне – даже об ответственности перед людьми, перед будущим… Но это на самом деле дерьмо. И это сразу понятно. Я думала, что и тут так же. Только хитрее, изощреннее, изысканнее, элегантнее. И циничнее, конечно. И беспощаднее. А на самом деле… Они просто мир переделывают. Им не нравится, какой он. Берут и переделывают. Чтобы нравился.
– Как?!
– А так. Он не только и не столько хозяин всего этого. Он душа этого дела. Мотор. Электростанция. И они все в него влюблены, я говорила… И то, чего нельзя добиться от людей вообще никаким способом, он добивается – любовью. Я ни разу не слышала, чтобы он повысил голос на кого-нибудь. Чтобы обругал или орал, как некоторые, – такого просто невозможно себе представить. Нет, я видела, как он сердится, даже злится. Это страшно, поверь. Но – но это всегда направлено наружу, не на команду… Это армия. Армия Спасения. А сколько это стоит, ты представляешь?
– Не… не думаю…
– А ты подумай. Я вот подумала… Мне страшно, Полечка. Я… Ты знаешь, я, в общем-то, мало чего боюсь… Но за такое взяться… Боже мой, да кем же надо быть, чтобы за такое взяться! Чтобы стольких людей увлечь, чтобы короли и министры, священники и ученые, пахали, как черти, света белого не видя! Чтобы всех выстроить… И бизнес в том числе… И Шелла с Экссоном, и Боинга с Самсунгом… Кем же это надо быть, чтобы все это оседлать и впрячь в свое Дело… Ты понимаешь?!